Служба в армии
Попал я служить в город Бор, что под Нижним Новгородом (г. Горький) в зенитную часть (ПВО), был направлен в полковую школу, дисциплина в школе была железная. Старшина школы был бог и царь. За курение в неположенных местах следовало «хоронение окурка» (его на носилках несли двое курсантов). Провинившийся вырывал яму размером 1х1м и зарывал брошенный окурок. За малейшую провинность - мытье полов в казарме после отбоя, т. е. ночью, или драить гальюн (туалет), подтягиваться на турнике.
Благодаря режимному распорядку дня я за полгода окреп, набрал 10 кг веса. Воинская часть создавалась на голом месте, в поле строились казармы и возводились строения коммунального и военного назначения. К моменту начала занятий личный состав (курсанты) привлекался к строительству стрелкового тира. Работа тяжелая. Курсанты рыли и долбали промерзлый грунт. Я от этой работы «сачканул», мы с другом Пятышевым Вячеславом, который был по профессии конструктором, чертили детали затвора пушки. Я в этом деле был профан, и через неделю был разоблачен командиром взвода, и был направлен на рытье тира, который вскоре был закончен.
Я уже упоминал о дисциплине. На одевание (подъем) давали 30 секунд, по истечении которых все должны быть в строю. А койки были 2-ярусные. Если не успеешь, следовала команда «отбой», а затем «подъем» и так несколько раз. Кормили нас плохо. Так на 10 человек в обед давали две буханки хлеба, кастрюлю щей, а на второе картошка с селедкой и два кусочка сахара в чай. У нас во взводе был здоровый курсант Быков. Ему постоянно не хватало пищи. Он всегда стремился раздавать обед, чтобы себе налить побольше и погуще содержимого. Позже, приказом по части ему установили дополнительный паек.
Еще хуже было с питанием на «точке» в лесу, где дежурство несла батарея по охране г. Нижнего Новгорода. Спали солдаты на «точке» в землянках. Чтобы у «салаг» старослужащие не украли сапоги, их клали под голову. На лесной поляне были сколочены столы. Вечером, без света, ужинали. К чаю полагалось 2 куска сахара, которые иногда из под носа исчезали, благодаря вертким рукам соседа. А если из-за этого получался шум, то сержант, по национальности татарин, на своем акценте подымал все отделение и устраивал полевые занятия. По команде «впереди танки противника, слева пехота, ложись!» - мы все падали в грязь. Возвращались с такого «учения» грязные и злые.
Курсантов школы привлекали к несению караульной службы. И вот однажды меня с курсантом Сперанским (родом из Псковской области) послали охранять склад боеприпасов. Чтобы скоротать время мой напарник стал «травить байки» из его охотничьего арсенала. Увлеклись и не заметили, как пришла смена караула, а мы ее не остановили окриком «Cтой! Кто идет?». Разводящий курсант Быков доложил дежурному по части о нарушении воинского устава. Нам дали по 10 суток гауптвахты. Но этим все не закончилось. На гауптвахте нас заставили наполнять бочки водой для столовой. Мы умудрились пару бочек перевернуть вверх дном, заполнив их слегка водой. Авантюра обнаружилась и мне и Сперанскому добавили еще по трое суток.
Однако после 6 месяцев учебы в полковой школе нам присвоили звание младшего сержанта - командира орудия. Еще до выпуска нам, курсантам, было поручено обучать новобранцев, расквартированных в палатках. Однажды сосед курсант Широков пригласил меня в палатку и предложил выпить тройной одеколон, конфискованный у «салаг». Я решил попробовать эту смесь - шипучку, разбавленную водою. После чего целую неделю от нас пахло одеколоном, особенно после туалета.
При выпуске школы нас посетил командир полка подполковник Коломеец, который поздравил курсантов с окончанием школы. Мы, выпускники, были все подтянуты, бляхи ремней туго упирались в живот, кирзовые сапоги блестели. На вопрос командира полка: «кто из вас автомобилист?» я поднял руку и вышел из строя. Командир части задал мне пару вопросов, на которые получил положительный ответ. После этого я был направлен в автороту на должность командира автотранспортного взвода.
Во взводе было около 40 водителей и несколько автослесарей. Мне пришлось выполнять две должности - командира взвода и старшины. В отличие от полковой школы дисциплина во взводе была низкой. Старослужащие заставляли молодых военных водителей выполнять их прихоти - приносить ужин в казарму и прислуживать им. Были случаи неповиновения, пьянок и воровства. Мне пришлось наводить порядок и дисциплину. Однажды к солдату, который имел ранее судимость и «выкаблучивался» - пришлось применить силу - в раздевалке устроили ему небольшой мордобой. Кто-то доложил командиру полка. Меня вызвали к нему, и он сказал, что за неуставные действия мне полагается дисбат. Я ответил, что в уставе уточняется, что в случае неповиновения командир может применять любые меры, вплоть до силовых. На что командир полка сказал, что эти меры должны осуществляться без свидетелей. Инцидент был исчерпан.
Был случай, когда из каптерки (кладовой) пропало несколько пар сапог и полушубков. Пришлось выкручиваться. Выручил зав. пром склада - выдал мне сапоги из ремонта. Так я обул прибывших новобранцев. Служба в качестве командира автотранспортного взвода мне нравилась. Всегда был занят работой с личным составом или ремонтом автомобилей. Взвод осуществлял транспортное обслуживание по обеспечению продуктами и стройматериалами строящегося военного городка. Время летело незаметно. В каптерке всегда был запас продуктов - хлеб, консервы и прочие. Мои земляки - ленинградцы часто заходили ко мне в гости - покушать. Их трудная служба протекала на «точках» в лесу, у орудий - зениток по охране г. Горького. Я постоянно отвечал за выпуск парка, т.е. за техническое состояние автомобилей. В результате эксплуатации техники и дорожных аварий не хватало автозапчастей. Приходилось выкручиваться. Среди солдат были охотники сходить в самоволку. Они проникали на Горьковский автозавод или в соседний колхоз и приносили запчасти оттуда.
Незаметно подошел дембель. Накануне, находясь в командировке, мы это событие отметили. Я возвращался из города за рулем ГАЗ-69. По пути меня пыталась остановить группа офицеров, находящихся на дежурстве, но я сделал вид, что их не заметил. Майор Рузовский, вручая мне документ на дембель, поинтересовался, почему я не остановился, но я ответил, что офицеров не видел. Мне это сошло, а ведь у меня могли быть неприятности. В августе 1957 г. я прибыл на родину, чтобы продолжить учебу в техникуме.
